"МОСКВА_2. La Bohème". Лизавета Матвеева, Петр Белый. 2015

Петербургская галерея ЛЮДА представляет кураторский проект МОСКВА_2. La Bohème. Один из самых известных российских фото-художников Игорь Мухин исследует феномен богемы. Более, чем сто пятьдесят лет назад, Карл Маркс определил среду, о которой идет речь, следующим образом: «вся та неопределенная, не имеющая границ, постоянно колеблющаяся масса, которую французы именуют la boheme». Что изменилось за это время, какие трансформации пережила богема и существует ли она сегодня?

Выставка МОСКВА_2. La Bohème – это проект о молодых московских художниках, с одной стороны, с другой – личная история автора, здесь есть главная героиня – Алиса Йоффе, и ее окружение – молодые представители артистической среды. Алиса Йоффе служит для фотографа проводником в круг, недоступный для обычных людей. Как стая волков, постепенно привыкает к человеку, живущему среди них, начинает принимать его за своего, позволяет наблюдать и не удивляется его присутствию, так и Игорь Мухин вжился в круги постепенно перестающие его замечать, он как Маугли становится членом стаи.Типажи новой московской богемы отчасти похожи на своих предшественников, отчасти – некий собирательный образ того, что наросло на понятие богема за многие годы. Свидетель многих периодов, Игорь Мухин, может сравнивать, и, если его фотографии Виктора Цоя, Олега Гаркуши, Бориса Гребенщикова времен середины восьмидесятых большей частью черно-белые как бы составляют контраст цветному времени перестройки, то сегодня, используя активный перенасыщенный цвет, Мухин, протестуя, рассказывает о черно-белости нашей реальности. Выцветание реальности, где цветная жизнь сохраняется только в лакунах молодости, маргинальных кругов, и есть смысл проекта.

Петербург всегда был центром богемного образа жизни в его энциклопедическом понимании. Аристократическая бедность, культ ничегонеделанья, до сих пор существует в противовес времени. Существует и богемная ностальгическая традиция, адресованная всему сразу – от Бродячей Собаки до Новой Академии, от шестидесятников до распивочной «Маяк». Снова цитируя Маркса: «Жизненная ситуация этого класса изначально определяет его характер… Его неустойчивое существование, в частностях более зависящее от случая, чем от его деятельности, его неустроенная жизнь, единственными надежными точками в которой оказываются питейные заведения – места встречи участников заговора, его неизбежные знакомства с разного рода сомнительными людьми определяют этот класс в ту жизненную сферу, которая в Париже именуется богемой». То, что изначально было социальным протестом, активным проявлением духа, – богема, рожденная в противовес осточертевшей в 19 веке буржуазии, сегодня как будто существует вне социально-экономических отношений. Неопределенность экономического положения и как следствие невыявленность политической функции трансформировались в равнодушие как образ жизни, ненависть как движущая сила исчерпала себя. Богема сегодня, если можно говорить о ее существовании сейчас, превратилась в один из хтонических элементов города – практически исчезла в случае Петербурга и окончательно ушла в подолье Москвы.

Фотографии Игоря Мухина фиксируют богему отчаянную и маргинальную, микс из художников и панк-музыкантов. Внутренняя свобода, отсутствие страха, головокружение от бесконечно сменяемых друг друга влюбленностей, добровольное безумие – состояние и нахождение где-то между, вне времени и вне пространства. Петербургская богемная среда как будто вымерла, то, что сегодня кураторы выставки в галерее ЛЮДА имеют ввиду под богемой – скорее ее таящий призрак, отблеск, отдаленное мерцание. Приглашенный для участия в выставке дуэт Аверьянова-Данини – по своей сути памятник петербургской богеме, богеме времени Тимура Новикова и Георгия Гурьянова или даже поэтической тусовке начала 20 века, оммаж участнику шизореволюции Андрею Хлобыстину. Мачистское содержание фотографий Мухина контрастирует с педерастической, в чем-то андрогинной суицидальной эстетикой образа и поведения девушек. Сопоставление гомогенизации и гетерогенизации, аудитории и экспозиции, Петербурга и Москвы – путь к пониманию идей богемы, богемного образа жизни, осознанию ее существования или, наоборот, развенчиванию мифа.

Термин «богема» в воплощении Анны Аверьяновой и Натальи Данини отсылает скорее к пространству и непосредственным практикам в нем, нежели к конкретному референту. Ощущение их присутствия важнее понимания, чем и кем они являются. Их перманентность – тот же перформанс, где время и место сошлись в одной точке бытования богемной мифологии. Искусство жизни и жизнь как художественный эксперимент – богема в исполнении Аверьяновой-Данини неделима на реальное и ирреальное, действительность и фантазию. Творимый ими перформанс-миф длинною в жизнь основан на праздности, асоциальности, любви к архаике. Петербург – место, где многое продолжает жить по инерции даже после своей смерти. Время течет по какой-то своей никому неведомой траектории. Его как бы нет, и одновременно оно есть – лишь в таких условиях возможно существовать, подвергая эксперименту собственную жизнь. Богемный фантазм с поволокой сплина – один из множественных элементов структуры современного мира. Изначальный антагонизм богемы и общества потребления растворился в мокром воздухе, богема и буржуа оказались в двух параллельных вселенных, позволив друг другу погрузиться в свои собственные экспериментальные проекты. То, что воспринималось как расхлябанность и распущенность, теперь – философия времени, сублимация как форма поведения и процессуальность.

Разговор о богеме – это всегда разговор о Других. Ей не свойственна самоидентификация. То, что происходит на выставке, – вуайеризм, зритель подсматривает, наблюдает за богемой в ее естественной, или, возможно, искусственно-сгенерированной, среде обитания. Неопределенность ее представления, разобщенность, изменчивость становятся ее общностью. Проект Игоря Мухина МОСКВА_2. La Bohème и параллельное присутствие в пространстве Аверьяновой-Данини в петербургской галерее ЛЮДА – отчасти вызов, отчасти кураторская рефлексия на тему явления почти не зримого, присутствующего в обществе как апокриф.

Лизавета Матвеева, Петр Белый